Этот текст писался на конкурс "Достать мысли из шкафа" от музея современного искусства "Гараж". Делюсь им с вами...
"Страх остановившегося времени"
Размер мира пятилетнего ребенка равен размеру его квартала. Ребенок не подозревает, что Вселенная бесконечна, и что от Москвы до Владивостока ехать целых семь суток в поезде, или лететь 9 часов на самолете. Такие расстояние еще просто не укладываются в его голове. Его мир – это пространство от дома №37, которым ограничен массив, до родной 14-этажной свечки. Этот мир можно преодолеть бегом за пять минут, если за тобой погнался с палкой Андрюха по кличке Кочерыжка.
Впрочем, ребенок все делает бегом. За двадцатиминутную поездку в автобусе, он 22 раза успеет спросить: "А скоро мы приедем"? Двадцать минут в замкнутом пространстве для него невыносимы… Ведь вокруг ничего не происходит! Бабушки на соседнем сиденье ведут разговор о политике, папа с мамой обсуждают подарок тете Клаве, в гости к которой они едут. Скука…
Поэтому самый большой страх ребенка – это Хотите узнать больше?застрять в лифте! Даже с родителями – страшно, а уж одному – это страшнее, чем если из-под кровати вылезет монстр, который прячется там, иногда гремя игрушками.
С монстром можно сражаться. В него можно разрядить весь заряд игрушечного бластера капитана Кирка. Его можно разрубить мечом-кладенцом. А если и это не поможет – ты всегда можешь убежать в спальню к родителям. Туда монстр за тобой не последует никогда.
А с закрытыми дверьми лифта ты не можешь сделать ничего… Двери закрываются, лифт трогается, и… Остается только надеяться, что он не остановится между этажами. Что он продолжит двигаться, неся маленького человечка на нужный этаж.
Сейчас другое время. Сейчас пятилетние дети не убегают от Кочерыжки, живущего в 37-м доме. Не ездят одни в лифте… Сейчас дети постигают страх остановившегося времени не раньше семи лет, в школе, когда учитель и после звонка, как ни в чем не бывало, продолжает диктовать домашнее задание, которое не успел выдать до перемены.
В моем детстве мы узнавали об остановившемся времени благодаря скрипучим советским лифтам, которые, подобно Кристине из романа Стивена Кинга, порою жили своей жизнью, и могли ехать или не ехать по своему желанию.
Ты заходишь в лифт, нажимаешь на кнопку нужного этажа, ждешь, пока двери закроются, и лифт придет в движение. Первое – происходит, а вот второе – нет! Лифт не движется. Лифт не хочет никуда ехать. И ему плевать, что на улице тебя ждут друзья, или что дома ждет мама, только что кричавшая с балкона: "Сынок, я котлет нажарила! Иди обедать!" Лифт – жестокая, бездушная скотина. Лифт не интересуют твои страхи, желания, или чувство голода.
Ты жмешь на нужный этаж еще раз. Жмешь на тот этаж, с которого стартовал. Обычно это помогает, и двери открываются. Но не сегодня.
Ты жмешь на "СТОП". Это помогает всегда! А, нет, уже не всегда. Сегодня – не помогло.
И в твою душу начинает закрадываться страх…
Дети не знают слова "клаустрофобия", они бесстрашно заползают за диван и под стол, ныряют в трубы и траншеи, готовы залезть куда угодно, если это станет приключением. Лифт – достаточно большой, при желании в нем можно даже бегать. По кругу.
Но в замкнутом пространстве лифта страшно. Потому что закрывшиеся двери отсекают тебя не просто от всего мира. Они осекают ВРЕМЯ.
Снаружи время движется, а для тебя, запертого в лифте – останавливается.
Ты жмешь кнопку "Вызов", и хмурая тетка-диспетчер привычно говорит в переговорное устройство: "Что случилось?" А ты, сбиваясь, рассказываешь ей. Что зашел, нажал, двери закрылись, и все. Что ты не баловался, не прыгал, ничего не трогал. Оно само! Само, понимаете! И выслушав тебя, хмурая тетка говорит: "Высылаю механика!"
Сколько от лифтовой до твоего дома? Если бегом, когда позади тяжело дышит Кочерыжка – минуты две. Но механик ведь не побежит бегом? Взрослые вообще не умеют бегать. Механик допьет свой чай, механик не спеша переобуется, переругается с другим механиком на тему "Кто взял мои инструменты?", и только тогда выйдет… И пойдет не торопясь… А сколько времени уйдет на вызволение тебя из заточения?
Время… Время… Время…
Для тебя оно замерло. В лифте сконцентрирована вечность, и она давит тебе на плечи и грудь. А снаружи время бежит в обычном режиме. Там – мгновения, тут – века.
Проходит вечность, и дядя-лифтер приходит, творит какую-то взрослую магию, нажимает на что-то, и двери открываются. Ты на свободе! Время снова возвращается к нормальному течению, и ты вытираешь слезы с лица, чтобы друзья, играющие на площадке, не догадались, что ты плакал, и идешь играть. Бежишь! Потому что дети все делают бегом, силясь обогнать время.
Наверное дети все время куда-то бегут, чтобы скорее повзрослеть.
А потом Владимир Владимирович в своем обращении к нации произносит несколько слов: "вирус", "опасность", "самоизоляция".
Нет, не сразу после того, как тебя вызволили из лифта. Между неподвижным лифтом и обращением Путина к нации прошло много лет. Ты вырос. Ты узнал, сколько лететь от Москвы до Владивостока. И до Стамбула. И до Норильска. И ты уже знаешь, что в Стамбуле – тепло, а вот в Норильске – не очень. Туда лучше не летать…
Ты закончил школу и институт, и уже знаешь что делать, если время вдруг останавливается на скучных парах, бессмысленном совещании или на переговорах с клиентом, мысль которого движется со скоростью folivora, то есть южно-амеркианского ленивца. Ты без труда переживаешь 9 часов в самолете, ты умеешь подстраивать свои внутренние часы под внешние. Ты больше не позволяешь вечности обрушиваться на тебя всей своей массой. Да и лифты нынче другие… Работают как часы.
У тебя есть работа. Хорошая работа, с приличной зарплатой. Абсолютно белой, между прочим. И когда Владимир Владимирович говорит с экрана об оплачиваемых выходных, у тебя и в мыслях нет, что ты потеряешь в деньгах.
У тебя есть любимая жена и двое детей. Дети, конечно, иногда чудят и раздражают, на то они и дети. И с женой, конечно, бывают размолвки. На то она и жена… Вот вчера ты, например, забыл купить молоко, и она сильно ругалась. Ругалась бы не так сильно, если бы ты забыл купить еще и пиво… Но пиво ты купить не забыл… Но жена – любимая, а дети – чудесные, и когда президент произносит в своем обращении от слово: "Самоизоляция", тебя не пугает то, что на неделю (а может и больше) ты заперт с ними в одной квартире.
И вот Путин с экрана говорит: "Самоизолируйтесь, россияне, и все будет хорошо! Посидите неделю дома, нос наружу кажите только чтоб мусор вынести, да с собакой погулять. И мы победим заразу! Коронавирус будет разбит, победа будет за нами!"
Ты дослушиваешь обращение к нации, выключаешь телевизор, и думаешь. Анализируешь ситуацию. Решаешь: паниковать, или нет?
Решаешь: как к этому всему относиться?
Деньги? Деньги есть. Работа - хорошая, компания – солидная, сокращений не предвидится. Подушка безопасности есть и у тебя и у компании.
Не страшно.
Самоизоляция дома? Жена – любимая, вы не разведетесь за эту неделю. Не разведетесь даже за месяц. У вас в семье мир и гармония. Ты даже рад внезапному отпуску, который проведешь с женой. Чаще секс будет, а то после работы иногда хочется только спать.
Не страшно.
Дети… Дети – желанные, милые, твои. Да, с ними тяжело порой, но не критично. Ездили ж вы всей семьей в Тайланд, задолго до того, как все это началось. И дома не раз выходные вместе проводили. Да чего там, жена тебя и одного с ними оставляла. Нормально все.
Не страшно.
Открываешь холодильник. Шкафы. Оцениваешь запасы продуктов. Ты вообще всю неделю можешь из дома не выходить, чтобы не подхватить проклятый COVID-19. Да и иммунитет у тебя отличный, если и подхватишь – перенесешь скорее всего в легкой форме.
Не страшно.
Но если все по отдельности – не страшно, то почему же тебе так страшно?
Почему перед твоим мысленным взором закрываются двери лифта, отсекая тебя от потока времени? Почему внутри лифта снова концентрируется вечность, и давит, давит на тебя?
Потому что быть запертым – страшно.
Потому что в самолет до Владивостока ты садишься по своей воле, и ты точно знаешь, где и через сколько сойдешь на землю. Самолет – это тот же лифт, но гораздо надежнее.
А сейчас – не ты решаешь, насколько тебя заперли. Странное слово: "САМОизоляция". Но если она – "САМО", то почему не ты САМ решаешь, изолироваться тебе, или нет?
Потому что двери лифта закрыты, он отказывается ехать на нужный тебе этаж, и ты отрезан от мира, отрезан от тока времени…
И кажется, что снаружи время продолжает течь. Что друзья играют во дворе, а ты не можешь к ним попасть. Ты – в лифте. И ведь действительно, кто-то плевать хотел на указ президента, кто-то живет, гуляет, играет, работает, учится… А ты – нет.
Ты уже взрослый, тебе не обязательно ждать дядю-лифтера, который придет и вызволит тебя из заточения. Ты можешь сам раздвинуть эти двери. Раздвинуть и выйти... САМО же изоляция-то. И было бы тебя снова пять лет – ты бы вышел, и пошел играть. Но ты же взрослый. Ответственный. Ты понимаешь весь масштаб проблемы.
Вот выйдешь ты, подцепишь китайскую заразу, и понесешь ее дальше. Пусть даже не заболеешь сам. Пусть легко перенесешь ее на ногах, ведь ты же взрослый и сильный, и иммунитет у тебя такой же. Но ты передаешь ее другим. А те – другим. Дальше и дальше. И режим самоизоляции продлят, и в коридорах больниц будут лежать задыхающиеся люди. И экономика рухнет вниз. Как лифт, у которого оборвались тросы.
Страшно...
Твой мир в миллионы раз больше мира пятилетнего ребенка. Твой мир простирается от Москвы до Владивостока. В твой мир входит Крым, который наш. И Мексика, которая не наша, но в которую вы планировали слетать следующим летом. И Бразилия, в которой такие красочные карнавалы. И Турция, в которой все было включено, но теперь все может стать выключено.
Ты больше не ребенок. Ты – винтик в огромном механизме, имя которому – мир. И этот винтик может разрушить всю гигантскую машину, просто выйдя из дома.
Вот что страшно…
Как тогда, в детстве, ты – за закрытыми дверями лифта, внутри которого время течет медленно-медленно. Медленнее, чем развивалась мысль того клиента, что был похож на ленивца. И тебе снова страшно.
Страшно, что мир будто бы перестал существовать для тебя.
Страшно, что мир действительно может если не перестать существовать, то, по крайней мере, необратимо измениться, если все не поступят также, как ты. Не останутся дома.
А они не останутся…
Кто-то – слишком верит в свой иммунитет и свою удачу.
Кто-то – совсем не верит правительству, и всегда поступает наперекор словам, звучащим с высоких трибун.
Кто-то – живет совсем не так, как ты. Живет одним днем, потому что работа у него – неприятная, жена – нелюбимая, а дети – нежеланные. И он ненавидит весь мир, себя, и тебя заодно. И думает: "Да гори огнем этот мир!"
Вот что страшно…
А еще… Еще ты вспоминаешь, как прыгал в лифте. Как нажимал в нем все кнопки подряд. Как сердце замирало от осознания того, что делаешь что-то запретное, и ОПАСНОЕ! Что-то, от чего лифт снова может остановиться, а вместе с лифтом – и время. И это чувство будоражило разум, наигрывая на натянутых детских нервах озорную мелодию.
И сейчас натянутые нервы также звенят от мысли: "А что будет, если вирус распространится? Что будет, если самоизоляция продлится? Что будет, если экономика рухнет?"
"Что будет, если рухнет мир?"
И где-то в глубине души, как в детстве, в лифте, хочется попрыгать и понажимать кнопки. Сделать что-то запретное, чтобы посмотреть, к чему это все приведет.
Ведь придет же дядя-лифтер и вернет нормальное течение времени, да?
Придет?
Или мы все-таки уже взрослые? По-настоящему взрослые? И вся ответственность за мир, от Москвы до Владивостока, и от Токио до Киева – на нас и только на нас?
"Страх остановившегося времени"
Размер мира пятилетнего ребенка равен размеру его квартала. Ребенок не подозревает, что Вселенная бесконечна, и что от Москвы до Владивостока ехать целых семь суток в поезде, или лететь 9 часов на самолете. Такие расстояние еще просто не укладываются в его голове. Его мир – это пространство от дома №37, которым ограничен массив, до родной 14-этажной свечки. Этот мир можно преодолеть бегом за пять минут, если за тобой погнался с палкой Андрюха по кличке Кочерыжка.
Впрочем, ребенок все делает бегом. За двадцатиминутную поездку в автобусе, он 22 раза успеет спросить: "А скоро мы приедем"? Двадцать минут в замкнутом пространстве для него невыносимы… Ведь вокруг ничего не происходит! Бабушки на соседнем сиденье ведут разговор о политике, папа с мамой обсуждают подарок тете Клаве, в гости к которой они едут. Скука…
Поэтому самый большой страх ребенка – это Хотите узнать больше?застрять в лифте! Даже с родителями – страшно, а уж одному – это страшнее, чем если из-под кровати вылезет монстр, который прячется там, иногда гремя игрушками.
С монстром можно сражаться. В него можно разрядить весь заряд игрушечного бластера капитана Кирка. Его можно разрубить мечом-кладенцом. А если и это не поможет – ты всегда можешь убежать в спальню к родителям. Туда монстр за тобой не последует никогда.
А с закрытыми дверьми лифта ты не можешь сделать ничего… Двери закрываются, лифт трогается, и… Остается только надеяться, что он не остановится между этажами. Что он продолжит двигаться, неся маленького человечка на нужный этаж.
Сейчас другое время. Сейчас пятилетние дети не убегают от Кочерыжки, живущего в 37-м доме. Не ездят одни в лифте… Сейчас дети постигают страх остановившегося времени не раньше семи лет, в школе, когда учитель и после звонка, как ни в чем не бывало, продолжает диктовать домашнее задание, которое не успел выдать до перемены.
В моем детстве мы узнавали об остановившемся времени благодаря скрипучим советским лифтам, которые, подобно Кристине из романа Стивена Кинга, порою жили своей жизнью, и могли ехать или не ехать по своему желанию.
Ты заходишь в лифт, нажимаешь на кнопку нужного этажа, ждешь, пока двери закроются, и лифт придет в движение. Первое – происходит, а вот второе – нет! Лифт не движется. Лифт не хочет никуда ехать. И ему плевать, что на улице тебя ждут друзья, или что дома ждет мама, только что кричавшая с балкона: "Сынок, я котлет нажарила! Иди обедать!" Лифт – жестокая, бездушная скотина. Лифт не интересуют твои страхи, желания, или чувство голода.
Ты жмешь на нужный этаж еще раз. Жмешь на тот этаж, с которого стартовал. Обычно это помогает, и двери открываются. Но не сегодня.
Ты жмешь на "СТОП". Это помогает всегда! А, нет, уже не всегда. Сегодня – не помогло.
И в твою душу начинает закрадываться страх…
Дети не знают слова "клаустрофобия", они бесстрашно заползают за диван и под стол, ныряют в трубы и траншеи, готовы залезть куда угодно, если это станет приключением. Лифт – достаточно большой, при желании в нем можно даже бегать. По кругу.
Но в замкнутом пространстве лифта страшно. Потому что закрывшиеся двери отсекают тебя не просто от всего мира. Они осекают ВРЕМЯ.
Снаружи время движется, а для тебя, запертого в лифте – останавливается.
Ты жмешь кнопку "Вызов", и хмурая тетка-диспетчер привычно говорит в переговорное устройство: "Что случилось?" А ты, сбиваясь, рассказываешь ей. Что зашел, нажал, двери закрылись, и все. Что ты не баловался, не прыгал, ничего не трогал. Оно само! Само, понимаете! И выслушав тебя, хмурая тетка говорит: "Высылаю механика!"
Сколько от лифтовой до твоего дома? Если бегом, когда позади тяжело дышит Кочерыжка – минуты две. Но механик ведь не побежит бегом? Взрослые вообще не умеют бегать. Механик допьет свой чай, механик не спеша переобуется, переругается с другим механиком на тему "Кто взял мои инструменты?", и только тогда выйдет… И пойдет не торопясь… А сколько времени уйдет на вызволение тебя из заточения?
Время… Время… Время…
Для тебя оно замерло. В лифте сконцентрирована вечность, и она давит тебе на плечи и грудь. А снаружи время бежит в обычном режиме. Там – мгновения, тут – века.
Проходит вечность, и дядя-лифтер приходит, творит какую-то взрослую магию, нажимает на что-то, и двери открываются. Ты на свободе! Время снова возвращается к нормальному течению, и ты вытираешь слезы с лица, чтобы друзья, играющие на площадке, не догадались, что ты плакал, и идешь играть. Бежишь! Потому что дети все делают бегом, силясь обогнать время.
Наверное дети все время куда-то бегут, чтобы скорее повзрослеть.
А потом Владимир Владимирович в своем обращении к нации произносит несколько слов: "вирус", "опасность", "самоизоляция".
Нет, не сразу после того, как тебя вызволили из лифта. Между неподвижным лифтом и обращением Путина к нации прошло много лет. Ты вырос. Ты узнал, сколько лететь от Москвы до Владивостока. И до Стамбула. И до Норильска. И ты уже знаешь, что в Стамбуле – тепло, а вот в Норильске – не очень. Туда лучше не летать…
Ты закончил школу и институт, и уже знаешь что делать, если время вдруг останавливается на скучных парах, бессмысленном совещании или на переговорах с клиентом, мысль которого движется со скоростью folivora, то есть южно-амеркианского ленивца. Ты без труда переживаешь 9 часов в самолете, ты умеешь подстраивать свои внутренние часы под внешние. Ты больше не позволяешь вечности обрушиваться на тебя всей своей массой. Да и лифты нынче другие… Работают как часы.
У тебя есть работа. Хорошая работа, с приличной зарплатой. Абсолютно белой, между прочим. И когда Владимир Владимирович говорит с экрана об оплачиваемых выходных, у тебя и в мыслях нет, что ты потеряешь в деньгах.
У тебя есть любимая жена и двое детей. Дети, конечно, иногда чудят и раздражают, на то они и дети. И с женой, конечно, бывают размолвки. На то она и жена… Вот вчера ты, например, забыл купить молоко, и она сильно ругалась. Ругалась бы не так сильно, если бы ты забыл купить еще и пиво… Но пиво ты купить не забыл… Но жена – любимая, а дети – чудесные, и когда президент произносит в своем обращении от слово: "Самоизоляция", тебя не пугает то, что на неделю (а может и больше) ты заперт с ними в одной квартире.
И вот Путин с экрана говорит: "Самоизолируйтесь, россияне, и все будет хорошо! Посидите неделю дома, нос наружу кажите только чтоб мусор вынести, да с собакой погулять. И мы победим заразу! Коронавирус будет разбит, победа будет за нами!"
Ты дослушиваешь обращение к нации, выключаешь телевизор, и думаешь. Анализируешь ситуацию. Решаешь: паниковать, или нет?
Решаешь: как к этому всему относиться?
Деньги? Деньги есть. Работа - хорошая, компания – солидная, сокращений не предвидится. Подушка безопасности есть и у тебя и у компании.
Не страшно.
Самоизоляция дома? Жена – любимая, вы не разведетесь за эту неделю. Не разведетесь даже за месяц. У вас в семье мир и гармония. Ты даже рад внезапному отпуску, который проведешь с женой. Чаще секс будет, а то после работы иногда хочется только спать.
Не страшно.
Дети… Дети – желанные, милые, твои. Да, с ними тяжело порой, но не критично. Ездили ж вы всей семьей в Тайланд, задолго до того, как все это началось. И дома не раз выходные вместе проводили. Да чего там, жена тебя и одного с ними оставляла. Нормально все.
Не страшно.
Открываешь холодильник. Шкафы. Оцениваешь запасы продуктов. Ты вообще всю неделю можешь из дома не выходить, чтобы не подхватить проклятый COVID-19. Да и иммунитет у тебя отличный, если и подхватишь – перенесешь скорее всего в легкой форме.
Не страшно.
Но если все по отдельности – не страшно, то почему же тебе так страшно?
Почему перед твоим мысленным взором закрываются двери лифта, отсекая тебя от потока времени? Почему внутри лифта снова концентрируется вечность, и давит, давит на тебя?
Потому что быть запертым – страшно.
Потому что в самолет до Владивостока ты садишься по своей воле, и ты точно знаешь, где и через сколько сойдешь на землю. Самолет – это тот же лифт, но гораздо надежнее.
А сейчас – не ты решаешь, насколько тебя заперли. Странное слово: "САМОизоляция". Но если она – "САМО", то почему не ты САМ решаешь, изолироваться тебе, или нет?
Потому что двери лифта закрыты, он отказывается ехать на нужный тебе этаж, и ты отрезан от мира, отрезан от тока времени…
И кажется, что снаружи время продолжает течь. Что друзья играют во дворе, а ты не можешь к ним попасть. Ты – в лифте. И ведь действительно, кто-то плевать хотел на указ президента, кто-то живет, гуляет, играет, работает, учится… А ты – нет.
Ты уже взрослый, тебе не обязательно ждать дядю-лифтера, который придет и вызволит тебя из заточения. Ты можешь сам раздвинуть эти двери. Раздвинуть и выйти... САМО же изоляция-то. И было бы тебя снова пять лет – ты бы вышел, и пошел играть. Но ты же взрослый. Ответственный. Ты понимаешь весь масштаб проблемы.
Вот выйдешь ты, подцепишь китайскую заразу, и понесешь ее дальше. Пусть даже не заболеешь сам. Пусть легко перенесешь ее на ногах, ведь ты же взрослый и сильный, и иммунитет у тебя такой же. Но ты передаешь ее другим. А те – другим. Дальше и дальше. И режим самоизоляции продлят, и в коридорах больниц будут лежать задыхающиеся люди. И экономика рухнет вниз. Как лифт, у которого оборвались тросы.
Страшно...
Твой мир в миллионы раз больше мира пятилетнего ребенка. Твой мир простирается от Москвы до Владивостока. В твой мир входит Крым, который наш. И Мексика, которая не наша, но в которую вы планировали слетать следующим летом. И Бразилия, в которой такие красочные карнавалы. И Турция, в которой все было включено, но теперь все может стать выключено.
Ты больше не ребенок. Ты – винтик в огромном механизме, имя которому – мир. И этот винтик может разрушить всю гигантскую машину, просто выйдя из дома.
Вот что страшно…
Как тогда, в детстве, ты – за закрытыми дверями лифта, внутри которого время течет медленно-медленно. Медленнее, чем развивалась мысль того клиента, что был похож на ленивца. И тебе снова страшно.
Страшно, что мир будто бы перестал существовать для тебя.
Страшно, что мир действительно может если не перестать существовать, то, по крайней мере, необратимо измениться, если все не поступят также, как ты. Не останутся дома.
А они не останутся…
Кто-то – слишком верит в свой иммунитет и свою удачу.
Кто-то – совсем не верит правительству, и всегда поступает наперекор словам, звучащим с высоких трибун.
Кто-то – живет совсем не так, как ты. Живет одним днем, потому что работа у него – неприятная, жена – нелюбимая, а дети – нежеланные. И он ненавидит весь мир, себя, и тебя заодно. И думает: "Да гори огнем этот мир!"
Вот что страшно…
А еще… Еще ты вспоминаешь, как прыгал в лифте. Как нажимал в нем все кнопки подряд. Как сердце замирало от осознания того, что делаешь что-то запретное, и ОПАСНОЕ! Что-то, от чего лифт снова может остановиться, а вместе с лифтом – и время. И это чувство будоражило разум, наигрывая на натянутых детских нервах озорную мелодию.
И сейчас натянутые нервы также звенят от мысли: "А что будет, если вирус распространится? Что будет, если самоизоляция продлится? Что будет, если экономика рухнет?"
"Что будет, если рухнет мир?"
И где-то в глубине души, как в детстве, в лифте, хочется попрыгать и понажимать кнопки. Сделать что-то запретное, чтобы посмотреть, к чему это все приведет.
Ведь придет же дядя-лифтер и вернет нормальное течение времени, да?
Придет?
Или мы все-таки уже взрослые? По-настоящему взрослые? И вся ответственность за мир, от Москвы до Владивостока, и от Токио до Киева – на нас и только на нас?
@темы: Размышления о важном