Мы были молоды, полны желания творить, и делиться своим творчеством. Мы бунтовали против любой цензуры, игнорировали правила и нормы, мы готовы были сбросить Пушкина и Толстого с парохода современности!
И нам было плевать, что это уже делали до нас, но настойчивые классики упорно залезали обратно на борт, и плыли, плыли, плыли...
В тот год (а шёл, кажется, 2003-ий), изжила себя "Литературная мастерская". Литобъединение, с которого начинали все Новосибирские поэты и писатели моего поколения.
"Мастерская" ещё была жива, и протянула ещё лет 5-7, но она уже изживала себя. Перестала быть тем неимоверно классным для творчества и общения местом. В ней росла опухоль графомании, ее пожирал вирус затхлости. В ней поселилась пустота...
А следом за этими болезнями там стали появляться маститые поэты с занудством, и занудные поэтессы с маститом. Вместо озорных и молодых стихов о поиске себя, в "Мастерской" все чаще звучали стихи о том, какую страну мы потеряли, но зато написанные идеально ровным дактилем, или самую малость хромающим птеро-дактилем.
И мы ушли. Несколько бунтовщиков, жаждавших непринуждённого общения, а не формализованного обмена мнениями.
Мы ушли, чтобы организовать свою Мастерскую! С блэкджеком и... И, как оказалось, с кофе.
Хотите узнать больше?
Заводилой была Алена. Господи, столько лет прошло, я даже фамилии ее не помню. Аленка была бунтовщиком до костного мозга. Писала матерные стихи, и прозу о запахе секса, считала Лимонова богом, а постмодерн - мертвым, как и модерн.
На мой вопрос: "А что же тогда пришло на смену постмодерна?", Аленка гордо отвечала: "Мы!"
Ее обаянию нельзя было противиться, и первым к Аленке примкнул я.
- К черту литобъединения! - говорила она, - Даёшь литературные тусовки!
Тусоваться предполагалось на квартире у Мишки.
Мишке было где-то между тридцатью и сорока. Он был высок, длинноног и хипповат. Его дочка от предыдущей жены (без понятия, сколько из было всего, и от какой была эта) была чуть младше меня.
Мишкина квартира была идеалом жилья творческого холостяка. Зал был соединён с кухней - да (так я впервые увидел квартиру-студию), стены были заляпаны рельефной шпатлевкой в стиле "нехай так". Кое-где причудливые узоры штукатурки образовывали ниши, в которые Мишка напихал свечи.
Из мебели в комнате был продавленный диван, садиться на который было порядком рискованно, ибо диван полностью и безгранично принадлежал коту, свирепому, аки берсерк, которому не дали погрызть любимый щит.
А ещё у стены стоял телевизор. Здоровенный кинескопный гигант! Самый современный по тем временам телевизор, последнего поколения кинескопных монстров, выпускавшихся перед стремительным рывком LCD технологий.
Телевизор был белым. То есть от природы он был чёрным, но Мишка счёл, что ему не нравится оттенок, и покрасил его белой краской. Обычной белой эмалью... Вообще он купил ее, чтобы покрасить окно, но окно закончилось быстрее краски, а телевизор, на свою беду, попался ему на глаза.
Если Мишка был дома - он никогда не закрывал дверь. На дворе были сытые нулевые, бандитские разборки постепенно отходили в прошлое, так что в принципе я мог принять допустимость такого поведения. Но Алена утверждала, что дверь он не закрывал и в 90-е. Может быть потому, что кроме этого белого телевизора в квартире и брать-то особо было нечего?
Если Мишка куда-то уходил - ключи он оставлял в щитке возле двери. Чтобы друзья могли в любой момент к нему зайти, а не ждать его под дверью. Такого уровня доверия к людям я не достиг до сих пор.
Кем Мишка работал, и на что вообще жил - я не имел ни малейшего понятия. Впрочем, меня это особо и не волновало.
Однажды, гуляя по городу и то непринужденно болтая, то споря до хрипоты на тему гениальности или бездарности той или иной творческой личности, мы завернули к Мишке. Алена нас познакомила, мы сели пить кофе, и, слово за слово, Алена поставила его перед фактом:
- Миша, я собираю творческую тусовку! Собираться будем у тебя! По каким дням тебе удобнее?
- Давай по вторникам, вечерами?
Так родилась наша кофейно-сексуальная тусовка. Почему она приобрела такое название?
Сначала мы вообще не назывались никак. Нас и было-то первые 2-3 вечера 2-3 человека. Потом кого-то пригласила Алена, кого-то - я, кто-то приперся сам, среагировав на крики из окна. Не помню. Мы сидели, болтали, пили (кто кофе, а кто - пиво), курили прямо в квартире (Мишкин кот давно пропитался сигаретным дымом), иногда - читали стихи, чаще - ржали над чьими-то стихами. Обсуждали Пелевина, Сорокина и Лимонова, сетовали на засилье поэтов серебряного века в мозгах молодежи, навязанное школьной программой...
В общем, как и подобает творческой молодежи - весело и тепло проводили время.
Когда нас стало достаточно много, чтобы за место на Мишкином диване приходилось драться не только с котом, но и друг с другом, встал вопрос: "Как бы нам назваться?" Ведь в конце концов любое творческое объединение должно иметь название.
Моя мама, впрочем, название уже давно придумала. После моих рассказов о том круге общения, в который я попал, она сказала: "Кажется, мой сын вступил в секту!" В моей семье это название так и прижилось: "Кирилл, ты сегодня опять в секту?" - "В нее, родимую!"
Я предложил это название на одном из вечеров, но поддержки не встретил.
- Литобъединение "Секта"... Не, ну оригинально, конечно, но сути совершенно не отражает. К тому же: что делать человеку, если он уже состоит в какой-то секте? Возникнет путаница. И к нам могут начать приходить кришнаиты, свидетели Иеговы или ктулхулоиды лавкрафтоидные... А оно нам надо?
Кто-то предложил вариант "Бродячая собака". Это предложение было отвергнуто еще более решительно, потому что с поэтами серебряного века мы не хотели иметь совершенно ничего общего!
- И даже с Маяковским? - уточнил я.
- С Маяковским я хотела бы иметь общую постель и, возможно, детей! - ответила Алена. - Но не название!
"Собакая Бродяка" тоже не подошло. И еще на несколько недель мы остались без названия, пока Мишка не брякнул: "Ну что, через неделю кофейно-сексуальная тусовка снова в полном составе у меня?"
И прижилось...
Почему кофейная? Пили мы в основном кофе. Единицы предпочитали пиво, молодой и зеленый я в те годы еще не женился, а потому не употреблял, так что тоже пил кофе... В те годы кофейни еще не росли на каждом шагу как грибы, слова "бариста" воспринималось как что-то матерное, а фразой "Мне кофе с собой!" вообще можно было вогнать официанта в глубокий ступор, и получить в ответ "Давайте ваш термос, я вам налью!" Поэтому под кофе подразумевался пакетик чего-то бурого в смеси с кокаином, под названием "3 в 1".
Это сейчас я заморочусь, помелю кофе в кофемолке, заварю во вьетнамке, и подам со сгущенкой и льдом, чтоб аутентично, по-вьетнамски. В свои 20 лет я ни о чем подобном и подумать не мог, и выражение "сварить кофе" означало для меня вскипятить чайник и залить эту хрень кипятком.
В начале встречи нашей тусовки мы скидывались, засылали кого-нибудь в ближайший киоск за десятком-двумя пакетиков кофе, и пили, болтали, снова пили...
Как же вкусен был этот кофе со вкусом свободы и юности, и с легким оттенком причастия к чему-то великому! Мы же все втайне (а кто-то и явно) считали себя творческой интеллигенцией! Творцами! Строителями новой поэзии и литературы!
Из этого порошка, кстати, еще готовился великолепный студенческий коктейль "Бурдильник"! Когда утром у тебя пары, а ночь ты провел непонятно где, и дико хочешь спать - берешь 0,5 "Кока-колы", засыпаешь в нее пакетик кофе 3 в 1, тщательно перемешиваешь, и пьешь. Гарантированно не уснешь на лекции, каким бы нудным не был преподаватель. Потому что когда тебя тошнит - спать ты не захочешь! Проверено!
И не было ничего вкуснее этого кофе в пакетиках, выпитого в компании веселых творческих друзей, мечтавших попасть в учебники литературы.
- А почему мы "кофейно-СЕКСУАЛЬНАЯ" тусовка-то? - спросил кто-то.
- Ну а мы все разве не сексуальны? - парировал Мишка.
Почти 20 лет минуло с тех пор. Поразбросала нас жизнь. Мишке сейчас уже за полтинник, мне - под 40. И хоть в душе мне все также 16, я понимаю, что уже далеко не молод, и чуточку менее сексуален.
Постепенно встречи кофейно-сексуальной тусовки сошли на нет. Где сейчас Мишка, и чем он занимается - не имею ни малейшего понятия. Алена... Даже фамилии ее не помню, так что даже при желании не найду ее в социальных сетях. Пожалуй, единственный из всей нашей братии, кто мелькает в моей жизни, пусть и в качестве постов в ленте новостей - известный Новосибирский поэт Виталий Красный. Где все остальные - понятия не имею.
Те вечера на Мишкиной квартире по-прежнему живут в моем сердце, а некоторые фрагменты бесед с теми людьми легли в основу одного из лучших моих рассказов, "Королева флэшмоба".
Лет 10 я не пил кофе в пакетиках. Остепенился, стал эстетом, легко отличаю на вкус арабику от робусты, предпочитая последнюю... И вот, давеча, увидел возле кассы тот кофе 3 в 1. Все тот же бренд, все тот же внешний вид пакетика. В голове тут же всплыла реклама, крутившаяся 20 лет назад по телевизору:
"Много сливок, мало кофе? Это вовсе не "МакКофе"!"
Всплыли и наши вечера на Мишкином диване, разговоры ни о чем и обо всем... И, ведомый ностальгией, я взял с полки два пакетика этой гадости, смеси говна с кокаином!
Пришел домой, залил кипятком, размешал...
Говно, как оно есть. Дрянь редкостная, пить невозможно.
А я сижу, пью, и думаю: то ли кофе делать разучились, то ли я изменился? И может быть, перенесись я сейчас во времени, в 2003-ий год, на одну из встреч кофейно-сексуальной тусовки, и она показалась бы мне совсем другой, нежели виделась тогда?
Может быть я увидел бы не встречу гениальных молодых поэтов, а сборище раздолбаев, разговаривающих о ерунде?
Увы, проверить невозможно. Остается только верить.