(Предупреждение: смешно не будет. Возможно даже будет грустно.)
Вам знакома теория Ноосферы?
Сознания людей образуют Ноосферу: сферу разума. Я верю, что есть глобальная Ноосфера всей планеты, а есть локальные: страны, города, района, дома… Даже квартиры. Этим объясняется аура места.
Вы замечали, как по-разному ощущаешь эту ауру на вокзале и в аэропорту? Вокзальная аура скорее грустная и тяжелая. На вокзалах прощаются надолго, если не навсегда. Вокзал предрекает дальнюю, и не самую комфортную дорогу (как вспомню плацкартные вагоны, так вздрогну!). На вокзалах провожают в армию и на севера. Вокзал – переломный момент в жизни... Крах прошлого, начало неизведанного будущего.
Аэропорт же полон предвкушения приключений. Аэропорт – это начало счастливого отпуска, или интересной командировки, сулящей новые знания, новые договора и новые сделки. Сулящей рост и перспективы.
Есть аура и у домов… Замечали, что в
Хотите узнать больше?некоторые, неблагополучные, не хочется заходить даже если не знаешь, что там живут в основном наркоманы и алкоголики?
Сильная личность может внести свою коррективу в ауру дома просто своим присутствием, но куда чаще уже сформированная ноосфера дома побеждает новичка, и настраивает его на свою волну.
Вспоминая детство и юность я думаю, что во многом их определило соседство… Соседи появились на моем этаже раньше меня. Они сформировали ауру нашего этажа, и конкретно – нашего крыла дома, и мне не оставалось ничего другого, кроме как подстроиться под их флюиды.
Все это – лишь рассуждения и гипотезы, основанные на моем понимании теории Вернадского. А теперь – факты.
В моей молодости, прошедшей на "Снегирях", у меня были весьма занимательные соседи. Тихая и незаметная женщина, и ее огромный, пузатый и любящий выпить муж. Алексей Кириллыч. В моем детстве Кириллыч радовался мне, потому что я – Кирилл, а он – Кириллыч! Его всегда умиляло, что кого-то еще в этом мире зовут также, как звали его отца.
Кириллыч пил. Не сказать, чтобы по черному, но пил крепко и от души. Не орал, не буянил, не бил жену. Просто пил! Иногда - забывая, где живет, иногда – решая поселиться в коридоре. Запомнился он мне прежде всего тем, что однажды, нажравшись, уснул на нашем ящике для картошки, стоявшем в коридоре.
Помните, в 90-х принято было хранить картошку в ящиках? Пожарная охрана периодически обходила дома, ругалась на обладателей этих ящиков за то, что те загораживают пути эвакуации, требовала убрать, грозилась штрафами… Ящики убирали на недельку, а когда рейд заканчивался – вытаскивали снова. Потому что в 90-е выжили мы на картошке и макарошках, а картошку городским жителям хранить было негде.
Наш ящик был маленьким и хилым. А Кириллыч – здоровенным и тяжелым. Ящик он просто раздавил своей задницей, а большую часть картошки превратил в толченку.
Скотина.
Даже трезвый он особо не блистал умом, и раздражал меня тем, что время от времени вырубал у меня дома свет.
Он лез в щиток, чтобы отключить электричество у себя, но никак не мог запомнить, какой же из рубильников – его. Три квартиры на этаже. 78, 79 и 80. Три рубильника. Кириллыч жил в 80-ой, а я – в 79-ой…
Твою ж мать, ну неужели нельзя хотя бы просто логически рассудить, что рубильник от третьей по счету квартиры на площадке не может быть СРЕДНИМ??? Я уж молчу о том, что за столько попыток можно было запомнить, какой из двух крайних – твой?
Так Кириллыч научил меня включать автосохранение всех важных документов. Но пару курсовых он мне все-таки убил.
Хотя больше всего я матерился, когда он отключил у нас электричество во время крайне важного и сложного рейса в "Дальнобойщиках-2". Я как раз довез груз до Алмазного, потянулся к кнопке SAVE, и… И все. Не дотянулся.
У Кириллыча был сын, Вовка. Вовка пошел по стопам отца, и с детства решил, что он не просто станет алкоголиком, а превзойдет своего предка в уничтожении алкоголя! Трезвым я Вовку не видел по двум причинам. Во-первых, трезвым он бывал редко, а во-вторых, если он и был трезв, то болел с жесткого похмелья, и отлеживался дома, тихонько постанывая.
Потом кто-нибудь сердобольный приносил ему бутылку на опохмел, или же Вовка набирался сил, вставал, и шел в ближайший магазин за вожделенной поллитрой. И снова уходил в запой.
Ко временам моей юности, Кириллыч благополучно помер, а Вовка спился окончательно. К моим 18-ти годам Вовке было лет 35-40, но выглядел он на все сто. Длинный, почти на голову выше меня (а я, на минуточку, чуть больше 180 см), худой, с серым и вечно небритым лицом. Тихий голос, медленные и неуверенные движения… Он походил на только что поднявшегося зомби, который еще даже не ощутил первых признаков вечного голода, и только обводит пустыми глазами окрестности.
Вовка был тихим алкашом. Не буянил, не задирал прохожих, не врубал ночами музыку на всю катушку. Жил с мамой, пил один, и почти никому не мешал. Но было у него две весьма неприятных особенности, ужасно раздражавших всех соседей.
Первая: пьяный Вовка очень любил поговорить. Он стучался в двери, а когда ему открывали – начинал что-то вещать своим тихим и практически неразборчивым голосом. То ли о том, что ему грустно и одиноко, то ли о том, что ему показалось, что грустно и одиноко мне, и он пришел развеять мою печаль…
Ну а вторая заключалась в том, что иногда вечное Вовкино пьянство так доставало его престарелую маму, что она выгоняла его за дверь и запиралась на все замки. Как правило это случалось, когда Вовка уходил за добавкой.
В те годы алкоголь без проблем продавался не то, что после 22, но и после 2 часов ночи. И если Вовке не хватало (а ему всегда не хватало) – он уходил в рейд за водкой, не смотря на мамино: "Выйдешь – домой не пущу!"
Зов бутылки был сильнее, и он уходил в магазин, своей медленной, шаркающей походкой, а когда возвращался – начинал стучаться в мамину дверь, негромко бормоча: "Мама, открой! Ну мама! Ну открой!" А потом – стучаться к соседям, чтобы поговорить. Пожаловаться. Скрасить одиночество. Попросить денег на бутылку, или же предлагая свои услуги в качестве доброго, понимающего событульника.
И его не волновало, что на часах два часа ночи. Вовка хотел общения. Понимания. Сочувствия.
Он был так жалок, и так несчастен, что даже орать на него, не говоря уже о том, чтобы дать в морду за ночную побудку, было невозможно!
Его мама тихо плакала в квартире, а Вовка грустно допивал под дверью бутылку, ради которой и вышел из дома. Иногда, если хватало сил и денег – шел за следующей. Чаще – просто засыпал в коридоре, где по утру его и обнаруживала мама, и запускала-таки домой под бормотание о том, что это было в последний раз, и больше он точно ни-ни.
"Ну-ну", - говорили все соседи, и были правы. Спустя пару недель Вовка снова стучался ночью во все двери, ища сочувствия и понимания.
Но однажды он достал даже меня. После того, как Вовка разбудил меня дважды за одну ночь, я отматерил его на чем свет стоит. Проснувшись в три часа ночи от тихого, но настойчивого стука в дверь, я открыл, и как мог доходчиво объяснил ему, кто он, куда ему идти, и что я с ним сделаю, если он туда не пойдет прямо сейчас! Утром у меня был экзамен, я, как всякий нормальный студент, допоздна писал шпаргалки, а потом пытался выспаться за оставшиеся несколько часов. А тут этот алкаш…
Вовка выслушал мою тираду, и кивнул. Кивнул так грустно, что мне даже стало немного неловко, что я так ругаю несчастного человека. Он ведь в самом деле был глубоко несчастен. В душе у него было пусто, и он отчаянно пытался заполнить эту сосущую пустоту хоть чем-то. Например алкоголем.
Именно из-за нее, из-за сосущей пустоты, он так присасывался к бутылке. Мне оставалось еще лет 15 до того, чтобы ощутить это чувство, и также, как он, попытаться побороть его спиртным.
К счастью алкоголиком мне стать не светило. Я – эстет, и не могу пить водку той ценой категории, которую пил Вовка. А пить в таких количествах те напитки, которые я могу пить, мне мешала амфибиотропная асфиксия. Жаба давила, проще говоря.
В общем, в те годы, Вовка гораздо дальше меня ушел в развитии. Я еще не понимал его… И, слава Богу, я нашел, чем заполнить пустоту под сердцем. А он – так и не нашел.
В ту ночь он грустно выслушал все эпитеты, которыми я наградил его спросонок, кивнул, извинился, и ушел. Ушел в ночь.
Сейчас я вспоминаю его и думаю: а не он ли заразил меня этой русской экзистенциальной тоской? Как зомби передает смертельный вирус через укус, так и Вовка передал вирус сосущей пустоты по каналам ноосферы нашего подъезда.
Крошечный ее кусочек и сейчас во мне. В глубине моей души, прячется под сердцем, и требует заполнить ее чем угодно! Алкоголем, теплом, любовью, приключениями…
Вот только пустоту не заполнить. Она пожирает все.
Как зомби…