"Подростки гуляли по крыше"
Давеча на новостном портале Новосибирска появилась пугающая и жуткая новость. "Подростки гуляли по крыше 14-ти этажного здания". Если копнуть чуть глубже и прочитать статью, то можно узнать, что подростков увидел на крыше какой-то прохожий и позвонил в полицию. Пока полиция ехала – подростки куда-то исчезли. Но когда полиция уехала – они опять появились, чтобы еще немного погулять по крыше.
Подростки гуляли по крыше! В рот мне ноги, новость городского масштаба. Не навернулись с крыши, а гуляли там!
Когда я учился в начальной школе, мы с друзьями регулярно шарахались по крышам. Тогда с этим было проще. Тогда вообще все было проще. Выходы на кровлю не закрывались на замки, между домов не были натянуты паутины кабелей, уродующих город, и мы, семи-восьмилетние пацаны, сделав уроки, шли гулять на весь остаток дня. Собирали бутылки, чтобы сдать их и купить себе жвачку или мороженое, потому что родители нам денег на это дело дать не могли. Не было денег. То были 90-е, во всем их жутком великолепии!
А мы были детьми. Мы лазили по стройкам, по крышам и подвалам. И никто не вызывал полицию и наряды спасателей, потому что полиция в ответ на звонок "Подростки лазают по крышам" послала бы звонившего на три буквы.
Мы кидались с крыши петардами. Мы играли на крышах в снежки, а потом грелись в подъездах. Мы гоняли на чердаках голубей, а в подвалах устраивали себе "шалаши" на горячих трубах, и вообще всячески познавали мир, такой прекрасный и такой манящий.
А однажды я упал с крыши 9-этажки.
Хотите узнать больше?Да, в семь или 8 лет, уже не помню точно. Может в 9. Я точно помню только, что учился тогда в начальной школе, и мы с моим закадычным другом Андрюхой гуляли по крыше дома 37 по улице Курчатова. Оттуда открывался потрясающий вид на пятый и шестой микрорайоны. Там было красиво и интересно.
А еще мы были пацанами, поэтому выражение "А тебе слабо?" не сходило с наших языков.
Как выжили? Не знаю.
Вот сейчас в ходу слово паркур, а тогда это называлось "Пойдем, по стройкам полазим!" И мы лазили. У нас под окном лет пять строилось овощехранилище. Сначала строители вырыли огромный котлован, это было "Слабо скатиться вниз на жопе"? По мокрой глине с почти отвесного склона? Да шутя! "А слабо вылезти оттуда самому?" Да запросто. А вот пойти потом домой – уже страшно. Родители жопу надерут так, что неделю сидеть не будешь.
Потом вокруг котлована навезли плит и сракоблоков, и тогда появилось: "А слабо спрыгнуть с трех плит?" Мы мерили высоту в плитах. Четыре плиты – это, примерно, метра два. "А могу и с четырех! А тебе слабо?"
Однажды зимой один пацан спрыгнул с четырех плит в сугроб, но в сугробе стояли еще две плиты, почти вплотную друг к другу. Между ними у него нога и провалилась, по щиколотку, и намертво застряла. А сам он, не удержав равновесия, завалился на бок, практически вырвав ногу из сустава. Открытый перелом. Сам я не видел этого, и пацана этого знал только мимолетом. Он учился со мной в одной школе, и я видел, как он несколько месяцев ходил на костылях...
Мы показывали знакомым с соседних домов "То самое место, где Денис ногу сломал!" и рассказывали страшные истории о том, что знали пацана, который знал пацана, который был с Денисом в тот день и блевал вооон там, когда увидел торчащую из ноги кость.
"А тебе слабо спрыгнуть на денисову плиту?" – "Кому? Мне? Слабо? Я тебе щас покажу, как мне слабо!"
Слава Богу, больше никто не поломался.
Как мы выжили вообще?
Мы играли в темных переходах овощехранилища, когда его наконец-то стали закрывать и отделывать. Мы играли там в прятки, мы рассказывали друг другу страшные истории про "Темный-темный коридор". Мы пугали девчонок, которые точно так же "на слабо" спускались в эти катакомбы вечерами.
Мы жевали гудрон, мы жгли деревянные поддоны от кирпичей, кашляя от удушливого дыма, которому некуда было уходить из хранилища. Мы строили дома из сракоблоков. Мы роняли сракоблоки себе на ноги, и хорошо еще, что нас не засыпало этими самыми домами, которые могли рассыпаться от хорошего пинка.
Да, мы никогда не называли шлакоблоки шлакоблоками. Они были серые и неровные. Поэтому они были сракоблоками.
Мы воровали у рабочих в хранилище хлеб, чтобы кормить им голубей.
Мы были пацанами!
И да, однажды я упал с крыши девятиэтажки, потому что мы подначивали друг друга: "А тебе слабо пройти по краю?" Край обшит какой-то железякой. Может алюминием, может жестью, я не знаю. Но зимой, посыпанная тонким слоем снега, она была жутко скользкой. Но ведь не слабо же? Нет, не слабо. И мы ходили по краю по очереди. Один идет по краю крыши, над тридцатиметровой пропастью, а второй держит его за руку.
Селинджер со своей пропастью у края ржаного поля курит в сторонке.
Андрей – прошел. А я – поскользнулся. Варежка осталась в руках Андрюхи, а я – с криком полетел вниз.
Летел я не долго, меньше двух метров, и приземлился на козырек балкона девятого этажа. На засыпанную снегом бетонную плиту, чуть больше метра в ширину. Упал мягко, на бок, в сугроб. Интуитивно понял, что я не на земле, ибо летел очень уж недолго, оценил повреждения, пошевелив конечностями, повернулся на другой бок, завис на самом краю, ринулся обратно и вжался всем телом в стену дома.
Сверху на меня смотрела перепуганная до смерти андрюхина харя.
- Вытащи меня... – сказал я.
- А как? - Спросил он.
Хороший вопрос: "Как"? Сейчас я, наверное, без особых трудностей заберусь по стене высотой метра два. Подпрыгнуть, подтянуться, перевалиться. Но тогда я ростом-то был от силы метра полтора, да и подпрыгивать, стоя в сугробе, в метре от смерти, как-то не очень хотелось.
Медленно-медленно, я встал на четвереньки, потом на ноги, распластавшись по стене. Протянул Андрею руку. Улегшись на бортик крыши он смог дотянуться до меня и схватить меня за руку, но вытянуть меня сил у него уже не хватало. Легко могло получиться так, что это я стянул бы его вниз, и полетели бы мы, кувыркаясь, до самого асфальта.
И хоронили бы нас в закрытых гробах.
И не читали бы вы сейчас этой заметки.
И рассказывали бы пацаны из тридцать седьмого дома, что сами они не видели. Но знали пацана, который знал пацана, который блевал вооон в тех кустах, когда башка Кудряшова раскололась об асфальт.
- Нужна веревка! – решил Андрей. – Я сбегаю домой и принесу.
- Давай! – одобрил я, медленно опускаясь обратно в снег и распластываясь по козырьку.
Никто не вызвал милицию. Никто не вызвал спасателей. Может никто и не видел, что произошло. А вы часто смотрите на крыши домов? Я – нет.
Я в подростковом возрасте часто смотрел на крыши летом. В бинокль. Потому что летом на крышах загорали девчонки. Зачастую – довольно бесстыдно загорали, и это было здорово.
Я – лежал на козырьке балкона, а Андрей – со всех ног бежал домой. Не для того, чтобы позвонить пожарным, не для того, чтобы рассказать маме, которая, кстати, была дома. Он бежал за веревкой, чтобы вытащить попавшего в беду друга. Рассказать маме? Что вы! Мама как раз вызовет милицию, мама наругает, мама выдерет, мама расскажет моей маме, чтобы та выдрала и меня.
И ведь выдрала бы. Сначала – обняла и поплакала, а потом – выдрала бы, от всей души.
По этой же причине мне даже не пришло в голову звать на помощь. Наверняка подо мной ходили люди, наверняка я мог бы привлечь их внимание, но тогда мне попало бы от мамы. Да и помощь уже идет, Андрей убежал за веревкой. Поэтому я лежал, уткнувшись в стену дома и стараясь не слишком сильно дрожать от холода.
Мысль о том, что Андрей не вернется, даже не пришла мне в голову.
Несколько лет спустя, в мае, когда мы на уроке труда убирали территорию вокруг школы, кто-то из моих одноклассников прибежал запыхавшийся и раскрасневшийся и сказал, что с 37-го дома упал мужик. "Побежали смотреть!" И мы побежали.
То были 90-е. Может, упал, может, спрыгнул, а может и скинули. Он лежал на асфальте, лицом вниз, и лица у него уже не было. А вокруг была кровь. Никто не блевал, мы были уже взрослыми и крутыми пятиклассниками, надо было держать марку и показывать свою крутость перед остальными. Но меня тогда передернуло, потому что я представил себя, вот так вот лежащим на асфальте. Вмерзшим в красную лужу собственной крови.
Андрей вернулся. С веревкой, как и обещал. Очень короткой веревкой, в которой не было и пары метров. Он отвязал ее от санок и прибежал с ней на крышу. А где бы он взял другую? У вас дома лежит альпинистское снаряжение? Вот и у Андрея оно не лежало.
Конечно, нам бы пригодилась веревка, метров так 10 в длину. Я бы обвязал ее вокруг пояса, а Андрей – обернул бы ее вокруг мачты антенны, или вентиляционной шахты. Но мы располагали только короткой веревкой от санок, которую каждый из нас обвязал вокруг правой руки.
Андрей крепко вцепился в веревку, упершись ногами в бортик, по которому я так неудачно прогулялся, и стал тянуть со всех своих детских силенок. А я, с наружной стороны дома, подпрыгнул и вцепился в край крыши.
Наверное, еще чуть-чуть и Андрей оторвал бы мне руку. Но я нащупал ногой какой-то выступ на стене, сумел оттолкнуться и вывалиться наконец-то на крышу.
А тут, видите ли, подростки гуляли по крыше дома. Да пусть гуляют! Может, и им будет что вспомнить, когда они сядут за свои мемуары.
А еще однажды мы с Андреем взрывали ампулы, найденные в мусорном баке возле поликлиники. Но это уже совсем другая история.
-
-
07.05.2016 в 11:11-
-
07.05.2016 в 14:22