Среди моих друзей много поэтов.
Даже не так. Я практически окружен поэтами, большинство из которых - вообще филологи. Это, знаете ли, оказывает неслабое влияние на психику. Вы пробовали когда-нибудь пить с филологами? Если да, то вас наверняка уже убедили в том, что "батарея" - это деепричастие, ибо отвечает на вопрос "как?" Иду по улице как? Наглея. Соловея. Коченея. Батарея. Курица и медведица - глаголы, наряду с катится, вертится и т. д. Кириллица и глаголица, кстати, тоже. Ну а буй, дуй, рататуй и даже знаменитое слово из трех букв - это тоже глаголы, но уже в повелительном наклонении. "Иди в магазин и по пути рататуй!"
Ну а что "расстегай" - это не блюдо, а команда - вы и так знаете, для того филологом быть нужды нет.
А пить с поэтами? Это ж вообще нечто. Нормальные люди, напившись, поют "Черного ворона". Поэты - декламируют Маяковского, Есенина и Бродского.
Нет, не так. ХОРОШИЕ поэты - декламируют вышеперечисленных авторов, ибо по пьяни начинают остро осознавать свою ничтожность. Хреновые поэты по пьяни осознают свою гениальность, и декламировать начинают себя. И это ад.
Вообще, поэты - они разные. Я всяких видел в свое время, и даже пытался вывести некоторую закономерность. Этакий коллективный психологический портрет поэта. Не вышло.
Но блин, чего я только не видел...
Однажды в "Литературную мастерскую" пришла Хотите узнать больше?девушка. Лет так 18-ти. Здоровенная такая девушка! Не толстая, а именно что здоровенная. С меня ростом, шире меня в плечах... На ринг бы ей, а не в литературный клуб. Пришла и громко поинтересовалась: "Это здесь публикуют начинающих поэтов?" Ей тактично объяснили, что публикуют в газетах, а здесь - слушают, комментируют, а иногда и помогают выйти на нужные газеты. Этот вариант девушку вполне устроил и она осталась.
И вот, в середине встречи, ее попросили почитать. Обычно гость литературного объединения читает пару-тройку стихов. Обычно... Она прочла с десяток! Все - на один мотив. Все - с простейшей рифмой типа "Кровь - любовь, голуби в проруби, и Незнайка - балалайка". Хоть бы где-нибудь у нее проскользнула "Европа - Пенелопа" или хотя бы "Звезда - езда". К пятому стихотворению народ потихоньку стал вставать и уходить курить. Даже некурящие. Я - терпел. Я - слушал. И был вознагражден... Среди размеренного "Бу-бу-бу" и "Розы - морозы", вдруг проскочила строчка, повергшая меня под стол.
"Ты любил меня не раз,
В саду, где стоял МЕДНЫЙ ЭМАЛИРОВАННЫЙ ТАЗ!"
Это был нокаут! И позавидовали ушедшие курить оставшимся!
А как вам "И только триста граммов свинца у виска помогут забыть и забыться"?
Триста, мать его, граммов! Триста! Это что за дуло противотанкового орудия, приложенное к виску? Девушка, написавшая это, никогда не слышала песню про "Девять граммов в сердце"!
А что вы скажете о "Динамите с отдернутой чекой"? Впечатляет?
И это далеко не все перлы, которые я слышал за годы вращения в литературных кругах.
Нет, я ни в коем случае не умаляю качества наших местных поэтов и поэтесс. Есть такие, которых слушаешь и заслушиваешься, читаешь и зачитываешься! Я преклоняюсь перед ними, я хожу на литературные вечера ради них! Но сколько их? Процентов 10 от общего количества тех, с кем меня сводила судьба.
Особая жуть - это литературные объединения тех, кому за 60. Вообще практика показывает, что стихи начинают писать либо в 14 - на фоне гормонального взрыва и неразделенной любви, либо в 60 - на фоне сочетания двух факторов. 1) Выхода на пенсию и прихода мысли: "Мне хронически нечем заняться! О! Начну-ка я писать стихи!" 2) Выхода на пенсию и прихода мысли: "Я - стар и мудр. Мне есть, что сказать людям! Начну-ка я писать стихи".
Однажды меня занесло на празднование дня рождения одного литературного объединения, состояли в котором в основном мэтры пенсионного возраста. Это был ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ клуба! Не отчетный концерт, а день рождения, понимаете? А вот члены этого клуба этой очевидной вещи не понимали!
Ведущий:
- А сейчас я прошу подняться на сцену Ивана Ивановича, который с нами вот уже 10 лет. Иван Иванович, что бы вы пожелали нашему поэтическому клубу?
Иван Иванович:
- Это круто, что все мы тут сегодня собрались. С днем рождения, в общем. А сейчас - я почитаю свои стихи. Итак, стих о любви! "Корова"!
Кое-как спровадив его со сцены после 3-го стиха, ведущий приглашает другого:
- Петр Петрович, у вас вышло больше сборников, чем у всех членов клуба. Поднимитесь, пожалуйста, на сцену! Что бы вы хотели рассказать молодым поэтам, только что вступившим к нам?
- Я? Да ничего не хотел бы. Давайте я лучше стихи свои почитаю.
Люблю наблюдать я рассвет над Инской!
Рассвет над Инской я люблю наблюдать!
Когда наблюдаю рассвет над Инской,
Мне почему-то не хочется спать!
И так - на протяжении полутора часов официальной части. Отличительная черта бездарных поэтов - это читать свои стихи везде, всем, всегда, пока не заткнули. Потому что слушателям это нафиг не надо, и впихивать им стихи приходится через силу.
Однажды в другой литературный клуб, контингент которого был гораздо моложе и талантливее, пришел мужчина лет так 40-50-ти. Ужасно нудный. Скучный. Тоскливый! Стихи его были, конечно, на порядок талантливее "Рассвета над Инской", но все равно еще не дотягивали до того уровня, когда поэта будут слушать искренне и с удовольствием. Боже, как мне было жалко его, когда в конце встречи он принялся раздавать (нет, даже втюхивать, впихивать, втусовывать) окружающим свои сборники. РУКОПИСНЫЕ СБОРНИКИ! Рукописные, понимаете? На тетрадных листах! Причем дарить он их старался девушкам, выбирая самых красивых.
- Вот, возьмите, пожалуйста. Почитайте... Вам понравится, правда... Ну возьмите!
То есть чуваку настолько нечем заняться, что он ПЕРЕПИСЫВАЕТ свои стихи от руки, чтобы раздать их хоть кому-то!
Я вот все пишу о плохих поэтах и вам, дорогой мой читатель, может показаться, что с хорошими-то я и не знаком. Это не так. Я счастлив знать таких людей, как Василина Владимирцева, Яков Семочкин, Катя Дроздова, Тимофей Тимкин, Аня Жукич. Им нет нужды с боем прорываться на сцену и отбирать микрофон, чтобы прочесть свои творения. Их ПРОСЯТ почитать! И не важно, что это стихотворение они читали уже десять раз и все окружающие его знают чуть ли не наизусть. Их любят. Их слушают. Их читают. А "Медный эмалированный таз" - не читали и не будут читать.
Собственно, благодаря в основном вышеназванным людям я полюбил поэзию. Полюбил по-настоящему. Но несколько лет назад, когда я только пришел в литературный клуб, где обитали все эти люди, я был прежде всего прозаиком, а проза - антоним поэзии. Всегда и везде. И я не понимал и не принимал стихов. Моей наиболее частой репликой в ответ на вопрос: "Кирилл, а что ты думаешь об этом стихотворении?" было: "Я ни хрена не понял!" особенно это касалось (да, собственно, касается и до сих пор) стихов с уклоном в постмодернизм, построенных на игре слов, на звукописи, на сочетании образов.
И был в одном литературном клубе один поэт… не буду называть имени, дабы не обидеть его и его жену, которая и так со мной не разговаривала полгода из-за того, что я сказал, что не понимаю стихов ее избранника. Согласно всеобщему мнению – поэт талантливый. Очень. И поскольку людей, которые так считали, я уважаю и люблю – мне не остается ничего другого, как согласиться с этим. Да, талантливый. Просто не для меня. Мне его стихи казались набором слов, бессмысленным нагромождением образов и слогов, в дебрях которых я тонул и терялся. О чем я регулярно и говорил, если меня спрашивали.
Мне пытались объяснить, что это просто форма подачи стиха такая, что я просто чего-то не понял… Да какое там "чего-то"? Я не понимал ничего! И тогда, обиженный, я решил провести эксперимент!
Для эксперимента мне потребовались:
1) Кальян. Без накурки такое не провернешь.
2) Жена. Света. Самый близкий мне человек по духу.
3) Близкая подруга. Катя. Которая и так мне по духу близка, а уж по накурке мы вообще способны мысли друг друга читать.
4) Еще одна подруга, но не простая. Василина. Поэт! Признанный в том обществе, в котором я хотел провести социальный эксперимент, и уважаемый. Ее стихи любили и любят многие, включая и меня.
Краткая суть идеи: я, Света и Катя по накурке пишем рифмованный бред, подсовываем его юной поэтессе, которая на одной из встреч клуба с абсолютно серьезным видом скажет: "Я тут стихотворение написала, в новом для меня жанре и стиле. Зацените!"
Ну, вы поняли суть идеи, да? Если в исполнении Василины стих примут на ура, значит во всех тех случаях, когда я говорил, что я ничего не понял, я был прав, и вышеупомянутый поэт пишет хрень, да и не только он один. Если не примут и скажут: "Да это ж какой-то придурок по накурке написал!" – значит, пора признать, чего-то я не понимаю в этой жизни.
И вот, вечер субботы. Мы взяли пиво, соленую рыбку, раскурили кальян, сели. Я обрисовал задачу. Мы задумались.
Вы писали когда-нибудь бред? Я не имею в виду на школьном сочинении. Нет, целенаправленный, шизоидальный бред, который нужно выдать за стихотворение?
Первую строчку, кажется, родила Катя.
Рыба смотрит глазами людей…
Ну, правильно, что еще можно было придумать, глядя на обглоданную вяленую пелядь?
Ах, какой образ! Какая мощь, какая глубина! Рыба, и вдруг смотрит глазами людей! Процесс пошел! Но что делает эта рыба? На кой черт она смотрит глазами людей?
И тоскливо играет на лютне!
Отлично! Рыба играет на лютне. Поперло! Но "тоскливо" – какое-то слишком простое слово. Во! Пусть она играет СТЕНАЯ! Красивое слово! Правильное!
Дальше строчки стали рождаться сами.
Рыба смотрит глазами людей
И, стеная, играет на лютне,
А вокруг очень много костей,
Поговори же со мною, о, Путник!
Какой, к лешему, путник? Костей, кстати, вокруг было действительно очень много, поэтому газетка с раздербаненной рыбкой была убрана подальше. Одно четверостишье готово, нужно было идти дальше…
Из теней выбираются тени!
Кажется, это снова была Катя. Я аплодировал ее фантазии. Тени, выбирающиеся из теней! Тут тебе и отсылка к демонам ада, утаскивающим души грешников в загробный мир в "Призраке" с Патриком Суэйзи, тут тебе и рекурсия… Но дальше мы опять застопорились, потому как на слово "тени" рифмовались либо "плетени", либо "хренотени". Но мы не сдавались. Крутили тени так и этак и вдруг поняли:
Эти тени – всего лишь ступени для таких же заблудших теней!
В итоге четверостишье сложилось вот так:
Из теней выбираются тени,
Те, что в душах былых кораблей,
Эти тени - всего лишь ступени,
Для таких же заблудших теней!
Дальше по логике нужно было вернуться к путнику. Ведь если есть путник – он куда-то идет. Мимо какой-то шизанутой рыбы с человеческими глазами, которая, стеная, играет на лютне для рекурсивных теней.
Путник сжег свои черные косы,
Мудрый Кульман с ним рядом бредет...
Океана песчаные плёсы...
Новый Ной в этот мир не придет...
Все! Вот так! Стих родился. И многоточий, многоточий побольше, чтоб показать, какие мы таинственные и загадочные!
Из-за Кульмана мы чуть не подрались. Я отстаивал его как мог, и по моей задумке изначально Кульман был не мудрый, а синий!
- Вы только посмотрите, какая здесь скрыта глубина, какая игра слов! Кульман! С одной стороны – это чертежная подставка. Кто сейчас вообще видел кульманы? Вот ты видела? А ты? А я – видел! Они здоровые, кульманы эти! А во-вторых – это явно еврейская фамилия. Кульман и Ватман! Всего одним словом мы рождаем в голове читателя безумную мешанину образов! Путник, а рядом с ним идет Кульман! Что курил путник, что рядом с ним идет кульман? Синий кульман! Или же Кульмана мы пишем с большой буквы, и тогда рядом с нашим путником идет пьяный в дюпель еврей.
В итоге Кульмана добила Василина, которая предложила заменить его на Яхве. Таким образом мы добавляем стиху торжественности: еще бы, сам Яхве рядом с нашим путником, но при этом оставляем открытым еврейский вопрос. Ведь если рядом с путником идет Яхве, то путник наш – кто? Правильно, еврей.
Василина – поэт, мой любимый поэт, так что я вынужден был прислушаться к ее авторитетному мнению.
И вот, настал "День Хы". Встреча клуба шла своим чередом: народ читал, обсуждал, общался… И тут Василина, прочитав парочку своих стихов, выдала наш.
И тишина!
Долгая, гнетущая тишина… Такая, какая бывает, когда человек сморозил полную глупость, но все его слишком любят, чтобы сказать ему об этом. Первым эту тишину решил нарушить Миша, руководитель клуба:
- Вася, ты знаешь… Что-то на тебя нашло, похоже… Ты это… Ты того… Не экспериментируй лучше так со стихосложением!
С тех пор мы, уже успевшие придумать себе псевдоним: "Трио пиитов", больше стихов не пишем. Все-таки не понимаю я чего-то в поэзии. Вот не понимаю и все! Но стараюсь понять. Поэтому пью с поэтами и все больше люблю наблюдать рассвет над Инской.
Даже не так. Я практически окружен поэтами, большинство из которых - вообще филологи. Это, знаете ли, оказывает неслабое влияние на психику. Вы пробовали когда-нибудь пить с филологами? Если да, то вас наверняка уже убедили в том, что "батарея" - это деепричастие, ибо отвечает на вопрос "как?" Иду по улице как? Наглея. Соловея. Коченея. Батарея. Курица и медведица - глаголы, наряду с катится, вертится и т. д. Кириллица и глаголица, кстати, тоже. Ну а буй, дуй, рататуй и даже знаменитое слово из трех букв - это тоже глаголы, но уже в повелительном наклонении. "Иди в магазин и по пути рататуй!"
Ну а что "расстегай" - это не блюдо, а команда - вы и так знаете, для того филологом быть нужды нет.
А пить с поэтами? Это ж вообще нечто. Нормальные люди, напившись, поют "Черного ворона". Поэты - декламируют Маяковского, Есенина и Бродского.
Нет, не так. ХОРОШИЕ поэты - декламируют вышеперечисленных авторов, ибо по пьяни начинают остро осознавать свою ничтожность. Хреновые поэты по пьяни осознают свою гениальность, и декламировать начинают себя. И это ад.
Вообще, поэты - они разные. Я всяких видел в свое время, и даже пытался вывести некоторую закономерность. Этакий коллективный психологический портрет поэта. Не вышло.
Но блин, чего я только не видел...
Однажды в "Литературную мастерскую" пришла Хотите узнать больше?девушка. Лет так 18-ти. Здоровенная такая девушка! Не толстая, а именно что здоровенная. С меня ростом, шире меня в плечах... На ринг бы ей, а не в литературный клуб. Пришла и громко поинтересовалась: "Это здесь публикуют начинающих поэтов?" Ей тактично объяснили, что публикуют в газетах, а здесь - слушают, комментируют, а иногда и помогают выйти на нужные газеты. Этот вариант девушку вполне устроил и она осталась.
И вот, в середине встречи, ее попросили почитать. Обычно гость литературного объединения читает пару-тройку стихов. Обычно... Она прочла с десяток! Все - на один мотив. Все - с простейшей рифмой типа "Кровь - любовь, голуби в проруби, и Незнайка - балалайка". Хоть бы где-нибудь у нее проскользнула "Европа - Пенелопа" или хотя бы "Звезда - езда". К пятому стихотворению народ потихоньку стал вставать и уходить курить. Даже некурящие. Я - терпел. Я - слушал. И был вознагражден... Среди размеренного "Бу-бу-бу" и "Розы - морозы", вдруг проскочила строчка, повергшая меня под стол.
"Ты любил меня не раз,
В саду, где стоял МЕДНЫЙ ЭМАЛИРОВАННЫЙ ТАЗ!"
Это был нокаут! И позавидовали ушедшие курить оставшимся!
А как вам "И только триста граммов свинца у виска помогут забыть и забыться"?
Триста, мать его, граммов! Триста! Это что за дуло противотанкового орудия, приложенное к виску? Девушка, написавшая это, никогда не слышала песню про "Девять граммов в сердце"!
А что вы скажете о "Динамите с отдернутой чекой"? Впечатляет?
И это далеко не все перлы, которые я слышал за годы вращения в литературных кругах.
Нет, я ни в коем случае не умаляю качества наших местных поэтов и поэтесс. Есть такие, которых слушаешь и заслушиваешься, читаешь и зачитываешься! Я преклоняюсь перед ними, я хожу на литературные вечера ради них! Но сколько их? Процентов 10 от общего количества тех, с кем меня сводила судьба.
Особая жуть - это литературные объединения тех, кому за 60. Вообще практика показывает, что стихи начинают писать либо в 14 - на фоне гормонального взрыва и неразделенной любви, либо в 60 - на фоне сочетания двух факторов. 1) Выхода на пенсию и прихода мысли: "Мне хронически нечем заняться! О! Начну-ка я писать стихи!" 2) Выхода на пенсию и прихода мысли: "Я - стар и мудр. Мне есть, что сказать людям! Начну-ка я писать стихи".
Однажды меня занесло на празднование дня рождения одного литературного объединения, состояли в котором в основном мэтры пенсионного возраста. Это был ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ клуба! Не отчетный концерт, а день рождения, понимаете? А вот члены этого клуба этой очевидной вещи не понимали!
Ведущий:
- А сейчас я прошу подняться на сцену Ивана Ивановича, который с нами вот уже 10 лет. Иван Иванович, что бы вы пожелали нашему поэтическому клубу?
Иван Иванович:
- Это круто, что все мы тут сегодня собрались. С днем рождения, в общем. А сейчас - я почитаю свои стихи. Итак, стих о любви! "Корова"!
Кое-как спровадив его со сцены после 3-го стиха, ведущий приглашает другого:
- Петр Петрович, у вас вышло больше сборников, чем у всех членов клуба. Поднимитесь, пожалуйста, на сцену! Что бы вы хотели рассказать молодым поэтам, только что вступившим к нам?
- Я? Да ничего не хотел бы. Давайте я лучше стихи свои почитаю.
Люблю наблюдать я рассвет над Инской!
Рассвет над Инской я люблю наблюдать!
Когда наблюдаю рассвет над Инской,
Мне почему-то не хочется спать!
И так - на протяжении полутора часов официальной части. Отличительная черта бездарных поэтов - это читать свои стихи везде, всем, всегда, пока не заткнули. Потому что слушателям это нафиг не надо, и впихивать им стихи приходится через силу.
Однажды в другой литературный клуб, контингент которого был гораздо моложе и талантливее, пришел мужчина лет так 40-50-ти. Ужасно нудный. Скучный. Тоскливый! Стихи его были, конечно, на порядок талантливее "Рассвета над Инской", но все равно еще не дотягивали до того уровня, когда поэта будут слушать искренне и с удовольствием. Боже, как мне было жалко его, когда в конце встречи он принялся раздавать (нет, даже втюхивать, впихивать, втусовывать) окружающим свои сборники. РУКОПИСНЫЕ СБОРНИКИ! Рукописные, понимаете? На тетрадных листах! Причем дарить он их старался девушкам, выбирая самых красивых.
- Вот, возьмите, пожалуйста. Почитайте... Вам понравится, правда... Ну возьмите!
То есть чуваку настолько нечем заняться, что он ПЕРЕПИСЫВАЕТ свои стихи от руки, чтобы раздать их хоть кому-то!
Я вот все пишу о плохих поэтах и вам, дорогой мой читатель, может показаться, что с хорошими-то я и не знаком. Это не так. Я счастлив знать таких людей, как Василина Владимирцева, Яков Семочкин, Катя Дроздова, Тимофей Тимкин, Аня Жукич. Им нет нужды с боем прорываться на сцену и отбирать микрофон, чтобы прочесть свои творения. Их ПРОСЯТ почитать! И не важно, что это стихотворение они читали уже десять раз и все окружающие его знают чуть ли не наизусть. Их любят. Их слушают. Их читают. А "Медный эмалированный таз" - не читали и не будут читать.
Собственно, благодаря в основном вышеназванным людям я полюбил поэзию. Полюбил по-настоящему. Но несколько лет назад, когда я только пришел в литературный клуб, где обитали все эти люди, я был прежде всего прозаиком, а проза - антоним поэзии. Всегда и везде. И я не понимал и не принимал стихов. Моей наиболее частой репликой в ответ на вопрос: "Кирилл, а что ты думаешь об этом стихотворении?" было: "Я ни хрена не понял!" особенно это касалось (да, собственно, касается и до сих пор) стихов с уклоном в постмодернизм, построенных на игре слов, на звукописи, на сочетании образов.
И был в одном литературном клубе один поэт… не буду называть имени, дабы не обидеть его и его жену, которая и так со мной не разговаривала полгода из-за того, что я сказал, что не понимаю стихов ее избранника. Согласно всеобщему мнению – поэт талантливый. Очень. И поскольку людей, которые так считали, я уважаю и люблю – мне не остается ничего другого, как согласиться с этим. Да, талантливый. Просто не для меня. Мне его стихи казались набором слов, бессмысленным нагромождением образов и слогов, в дебрях которых я тонул и терялся. О чем я регулярно и говорил, если меня спрашивали.
Мне пытались объяснить, что это просто форма подачи стиха такая, что я просто чего-то не понял… Да какое там "чего-то"? Я не понимал ничего! И тогда, обиженный, я решил провести эксперимент!
Для эксперимента мне потребовались:
1) Кальян. Без накурки такое не провернешь.
2) Жена. Света. Самый близкий мне человек по духу.
3) Близкая подруга. Катя. Которая и так мне по духу близка, а уж по накурке мы вообще способны мысли друг друга читать.
4) Еще одна подруга, но не простая. Василина. Поэт! Признанный в том обществе, в котором я хотел провести социальный эксперимент, и уважаемый. Ее стихи любили и любят многие, включая и меня.
Краткая суть идеи: я, Света и Катя по накурке пишем рифмованный бред, подсовываем его юной поэтессе, которая на одной из встреч клуба с абсолютно серьезным видом скажет: "Я тут стихотворение написала, в новом для меня жанре и стиле. Зацените!"
Ну, вы поняли суть идеи, да? Если в исполнении Василины стих примут на ура, значит во всех тех случаях, когда я говорил, что я ничего не понял, я был прав, и вышеупомянутый поэт пишет хрень, да и не только он один. Если не примут и скажут: "Да это ж какой-то придурок по накурке написал!" – значит, пора признать, чего-то я не понимаю в этой жизни.
И вот, вечер субботы. Мы взяли пиво, соленую рыбку, раскурили кальян, сели. Я обрисовал задачу. Мы задумались.
Вы писали когда-нибудь бред? Я не имею в виду на школьном сочинении. Нет, целенаправленный, шизоидальный бред, который нужно выдать за стихотворение?
Первую строчку, кажется, родила Катя.
Рыба смотрит глазами людей…
Ну, правильно, что еще можно было придумать, глядя на обглоданную вяленую пелядь?
Ах, какой образ! Какая мощь, какая глубина! Рыба, и вдруг смотрит глазами людей! Процесс пошел! Но что делает эта рыба? На кой черт она смотрит глазами людей?
И тоскливо играет на лютне!
Отлично! Рыба играет на лютне. Поперло! Но "тоскливо" – какое-то слишком простое слово. Во! Пусть она играет СТЕНАЯ! Красивое слово! Правильное!
Дальше строчки стали рождаться сами.
Рыба смотрит глазами людей
И, стеная, играет на лютне,
А вокруг очень много костей,
Поговори же со мною, о, Путник!
Какой, к лешему, путник? Костей, кстати, вокруг было действительно очень много, поэтому газетка с раздербаненной рыбкой была убрана подальше. Одно четверостишье готово, нужно было идти дальше…
Из теней выбираются тени!
Кажется, это снова была Катя. Я аплодировал ее фантазии. Тени, выбирающиеся из теней! Тут тебе и отсылка к демонам ада, утаскивающим души грешников в загробный мир в "Призраке" с Патриком Суэйзи, тут тебе и рекурсия… Но дальше мы опять застопорились, потому как на слово "тени" рифмовались либо "плетени", либо "хренотени". Но мы не сдавались. Крутили тени так и этак и вдруг поняли:
Эти тени – всего лишь ступени для таких же заблудших теней!
В итоге четверостишье сложилось вот так:
Из теней выбираются тени,
Те, что в душах былых кораблей,
Эти тени - всего лишь ступени,
Для таких же заблудших теней!
Дальше по логике нужно было вернуться к путнику. Ведь если есть путник – он куда-то идет. Мимо какой-то шизанутой рыбы с человеческими глазами, которая, стеная, играет на лютне для рекурсивных теней.
Путник сжег свои черные косы,
Мудрый Кульман с ним рядом бредет...
Океана песчаные плёсы...
Новый Ной в этот мир не придет...
Все! Вот так! Стих родился. И многоточий, многоточий побольше, чтоб показать, какие мы таинственные и загадочные!
Из-за Кульмана мы чуть не подрались. Я отстаивал его как мог, и по моей задумке изначально Кульман был не мудрый, а синий!
- Вы только посмотрите, какая здесь скрыта глубина, какая игра слов! Кульман! С одной стороны – это чертежная подставка. Кто сейчас вообще видел кульманы? Вот ты видела? А ты? А я – видел! Они здоровые, кульманы эти! А во-вторых – это явно еврейская фамилия. Кульман и Ватман! Всего одним словом мы рождаем в голове читателя безумную мешанину образов! Путник, а рядом с ним идет Кульман! Что курил путник, что рядом с ним идет кульман? Синий кульман! Или же Кульмана мы пишем с большой буквы, и тогда рядом с нашим путником идет пьяный в дюпель еврей.
В итоге Кульмана добила Василина, которая предложила заменить его на Яхве. Таким образом мы добавляем стиху торжественности: еще бы, сам Яхве рядом с нашим путником, но при этом оставляем открытым еврейский вопрос. Ведь если рядом с путником идет Яхве, то путник наш – кто? Правильно, еврей.
Василина – поэт, мой любимый поэт, так что я вынужден был прислушаться к ее авторитетному мнению.
И вот, настал "День Хы". Встреча клуба шла своим чередом: народ читал, обсуждал, общался… И тут Василина, прочитав парочку своих стихов, выдала наш.
И тишина!
Долгая, гнетущая тишина… Такая, какая бывает, когда человек сморозил полную глупость, но все его слишком любят, чтобы сказать ему об этом. Первым эту тишину решил нарушить Миша, руководитель клуба:
- Вася, ты знаешь… Что-то на тебя нашло, похоже… Ты это… Ты того… Не экспериментируй лучше так со стихосложением!
С тех пор мы, уже успевшие придумать себе псевдоним: "Трио пиитов", больше стихов не пишем. Все-таки не понимаю я чего-то в поэзии. Вот не понимаю и все! Но стараюсь понять. Поэтому пью с поэтами и все больше люблю наблюдать рассвет над Инской.
@темы: Мемуары ебалая