Давайте снова обойдемся без имен. Этого кадра могут звать Фемистоклюсом, Алкидом или даже Ураювкосом. Но пусть для нашей истории он будет Колей.

Коля появился в литературном клубе уже в то время, когда я практически перестал его посещать. Из постоянного члена клуба я превратился в редкого и внезапного гостя, но связей с местными поэтами я не оборвал, поэтому до меня периодически доходили слухи о некоем Коле, который стал частенько захаживать в библиотеку.

Коля считал, что он – поэт. Коля сильно заблуждался на этот счет, но это меня не удивляло. Я в своей жизни знал как минимум дюжину людей, которые думали, что они поэты, но на самом деле были не более, чем бездарными графоманами. Главной проблемой Коли было то, что он был чрезмерно болтлив и пафосен. Коля наслаждался звуками собственной речи! Коля кайфовал от построенных им предложений! Коля восхищался собственной логикой и стремился донести до всех свои убеждения, которые считал единственно верными.

Коля в прямом смысле слова не слышал ни чьих возражений. Если Коле пытались что-то возразить – Коля перебивал, и кайфовал от собственной речи дальше. Коля перебивал всех, кто говорил, и не важно, говорили что-то ему, или кому-то другому. Коля считал своим долгом вступить в любой разговор и высказать свое мнение любому. Я хотел бы посмотреть на Колю на рынке… Мне кажется, в ответ на предложение зазывалы-торговца купить свинину, Коля начинал рассказывать о том, что свиньи – грязные животные, или что торговать мертвыми телами – кровавый бизнес. Мне кажется, если бы Коля оказался в компании веганов, хвастающихся своим веганством, Коля стал бы рассказывать им, что веган – это не так круто, как поэт.

Мне кажется, что Коля достал бы даже веганов.

Мне кажется даже, что веганы убили бы Колю и съели, сочтя, что он – овощ. Хрен.

Да, Коля был тем еще перцем…

Колю просили уйти. Коле пытались объяснить, что он – бездарность и что несет чушь. Коля не слушал, Коля вещал…

Рано или поздно это должно было случиться. Рано или поздно коса должна была найти на камень. Рано или поздно Коля должен был встретиться со мной…

Я – прямой человек. Если мне что-то не нравится – я говорю об этом. Если я считаю человека идиотом – начинаю над ним издеваться. Мне чужда жалость, я просто не умею ее испытывать. Неоднократно друзья-поэты просили меня быть помягче с гостями клуба, и хотя бы не ржать во время выступлений недалеких графоманов. Меня просили не смеяться над больными людьми. Черт возьми, меня просили не ржать даже над Димой-Навернись-С-лестницы! Я пожимал плечами и старался быть мягче и тише. Если графоман был тихим и скромным – я молчал. Если графоман начинал раздражать – у меня включался режим стеба.

И вот настал тот самый день. Я пришел в клуб, и первой меня встретила в самых дверях руководительница и организатор. Верный своему правилу не называть настоящих имен я назову ее, скажем… Машей.

- Кирилл! – сказала Маша громким шепотом. – Вон тот хрен – это Коля.

- Тот самый перец?

- Тот самый. Ты не представляешь, как он всех достал! Делай с ним что хочешь. Стеби, высмеивай, издевайся. Доминируй, властвуй, унижай.

- Можно?

- Нужно!

Я окинул Колю оценивающем взглядом. Высок, статен, и, в общем-то, даже красив. Если его помыть, в частности – вымыть голову, потому что прямые волосы были прилизаны и лоснились сальным блеском… И приодеть.

В детстве я считал, что "встречают по одежке" – это стереотип, который нужно изжить. Ведь не важно, как человек одет, какого размера у него жопа и сколько недель он не мыл голову. Важна душа! Важен интеллект! Поработав 10 лет в продажах и научившись с первого взгляда определять, какой клиент принесет кучу денег, а какой – кучу геморроя, я тоже стал встречать людей по одежке. И я очень редко ошибался.

Одного взгляда на Колю было достаточно, чтобы понять: от него надо бежать. Одет он был в дырявый бабушкин свитер. Не в смысле в связанный бабушкой, а в смысле носимый бабушкой с 1942 года. Дыры в нем прозрачно намекали на то, что шерсть, из которого он связан – натуральная, и очень даже вкусная. Возможно, она понравилась бы не только моли колиной бабушки, но и Диме-Навернись-С-Лестницы, если предложить этот свитер на халяву. На шее у Коли был шерстяной же шарф. Когда-то он был то ли белым, то ли светло-серым, но сейчас он был просто серым. Даже нет, не просто. Жутковато-серым. Такого оттенка вы не найдете в пантонном веере, потому что его создатели никогда не видели Колю и его шарфа, но поверьте мне, жутковато-серый оттенок существует.

Я невзлюбил бы Колю с порога, даже не знай я кто он такой, и не слышь я рассказов подруги о его выходках на встречах клуба. Просто если вы видите человека в бабушкином свитере – бегите. Если вы видите человека, который, прежде чем пить чай, ПРОТИРАЕТ ЧАШКУ СВОИМ ЖУТКОВАТО-СЕРЫМ ШАРФОМ – СТРЕЛЯЙТЕ! Стреляйте в голову! И будьте готовы к тому, что вам потребуется больше одного патрона.

Народ собрался, чай был налит, встреча клуба официально началась, и как только Маша, ведущая вечера, задала традиционный вопрос: "Кто сегодня хочет почитать?", Коля встал.

У Коли действительно был хорошо поставленный голос. Если бы к этому голосу еще полагались мозги – он мог бы стать хорошим поэтом или, как минимум, интересным оратором.

- Я хотел бы прочесть несколько своих стихотворений. Они были написаны в момент большой влюбленности, и, конечно же, они посвящены девушке. Прекрасной девушке, ради которой они и писались. Мы с ней тогда состояли в переписке и это, я не побоюсь утверждать, самое прекрасное проявление любви между двумя людьми. Переписываться стихами… Это безумно романтично, и да, именно это мы и делали.

Если бы ртуть расширялась не только от температуры, но и от пафоса, на ее основе можно было бы создать пафосометр. И в колином присутствии пафосометр лопнул бы, забрызгав ртутью потолок.

Коля начал читать. Я не большой спец в стихах, но даже я знаю, что "Кровь-любовь-морковь" – не лучшие варианты рифмы, а у Коли кое-где рифмы не было вообще. Зато пафоса, пафоса было неимоверно много. Он извергался из Коли! Он бил из ушей, он свисал из ноздрей и стекал из штанин!

И Коля реагировал на пафос, как ртуть в пафосометре. Он увеличивался в объеме. Он раздувался! Его становилось не просто много, а чудовищно много! Через две минуты чтения колиных стихов мне начало казаться, что весь мир состоит из одного Коли, а я – лишь моль, запутавшаяся в его вкусном свитере.

Я слушал эти стихи, раскрыв рот, и периодически обводя взглядом собравшихся.

"Он это серьезно?" – спрашивал я взглядом.

"Еще как!" – грустно моргали мне те, кто видел Колю уже не в первый раз.

Коля читал. Коля парил над столом, Коля возносился к потолку на восходящих потоках своей любви, Коля простирал руки, обращаясь к своей невидимой избраннице, Коля восхищался ей и гордился собой. Закончив, Коля поклонился нам, словно Плющенко, только что выступивший на олимпиаде и знающий, что завоевал золото.

В наступившей тишине я звонко зааплодировал, состроив самую каменную мину, которую только мог.

- Вот! – восхитился тот, указывая на меня. – Хоть один человек в этой комнате понимает ценность настоящих стихов.

Человек, понимающий ценность стихов, сдерживаться больше не мог, и заржал в голос, ударившись фейсом о тейбл, простите мне мой английский.

- А теперь, позвольте, я прочту мое обращение к вам ко всем! К литературному клубу в целом!

И Коля достал огромный лист бумаги, склеенный из десятка листов А4 по короткой стороне. Эффектной дизайнерской бумаги, крупным почерком исписанной черным маркером. Хвала Аллаху, он лишь сложил его в 6 раз, а не скрутил в свиток. Достань Коля свиток, я бы там и умер. Сердце от смеха уже начало покалывать.

- Друзья! – простер он руку к залу. – У нас с вами неоднократно бывали разногласия. И сегодня я хочу донести до вас свои мысли, кои я изложил на этом листе бумаги…

И Колю понесло… Ртуть в моем воображаемом пафосометре кипела и туманом застилала мне глаза.

Коля читал, я ржал, зажимая себе рот руками. Остальные ржали, переводя взгляд с Коли на меня, и никак не могли определится, кто из нас сейчас смешнее.

Вы пробовали читать что-то серьезное, когда вокруг все ржут? Я пробовал. Не могу. А Коля… Колю не волновало ничего, ведь Коля заполнял собой весь мир! Коля читал!

Даже не так. Коля вещал!

Коля вещал о том, что стих – это как дыхание. И рассуждения клуба о том, что стихи можно (и нужно!!!) редактировать, доводя до ума, и граня, будто алмаз – это ПРЕСТУПЛЕНИЕ! ("Преступление, я не побоюсь бросить вам в лицо это обвинение!"). Потому что стих должен быть таким, каким он вышел из вас! Как выплеснулся, так и лег…

- Вышел! – хрипел я, потому что говорить я уже не мог. – Вышел из вас! Выплеснулся! Стих! Выплеснулся… Господи, я не могу больше!

Коля вещал, что стихи должны быть о прекрасном. Стихи многих присутствующих здесь поэтов не достойны права на жизнь, потому что они – о плохом. Нельзя писать о смерти и боли. Стих должен нести позитив и только позитив. Говорить о любви, о цветах, о солнышке, о том, что рвется из души!

- И выходит из вас! – стонал я.

- Все, что пишете вы – это от Лукавого! Да! От ЛУ-КА-ВО-ГО!

- Простите, мне нужно выйти! – сумел выдавить я из себя, выбегая в коридор.

Однажды я заработал сердечный приступ, разгружая на июльской жаре фуру. В другой раз сердце прихватило во время просмотра фильма ужасов в кинотеатре. Но приступ аритмии от смеха… Такого в моей жизни еще не было.

Отсмеявшись, глотнув водички и успокоив сердце по методу "Трех идиотов", я вернулся обратно в аудиторию, где проходила встреча клуба. Коля, кажется, даже не заметил моего отсутствия. Коля вещал, наслаждаясь звуками собственной речи. А вернулся я как раз вовремя, чтобы услышать:

- И если вы со мной не согласны, если вы сейчас, глядя мне в глаза, сможете сказать: "Коля, ты не прав!" – я уйду. Все. Я все сказал. И да прибудет в ваших душах Господь. Аминь!

- Аминь! – прошептал я, продолжая похлопывать себя по левой стороне груди, приговаривая: "Все хорошо! Все хорошо!"

Коля не спешил садиться. Коля ждал реакции. И реакция последовала…

- Коля, - начала Маша, - вот ты говоришь, что не нужно редактировать стихи, но…

- МАША!!! – в ужасе завопил я. – МОЛЧИ!!!

Вступать с Колей в спор, означало бы терять еще до получаса времени. Это означало бы приводить аргументы и взывать к разуму, а в ответ слышать о том, что все это от Лукавого.

- Маша, можно я скажу, а? Ребята! С Колей кто-нибудь согласен?

Все синхронно замотали головами.

- Коля? Ты видел? Как ты там говорил? "Если вы не согласитесь со мной, я уйду"? С тобой не согласны. Никто! Ну?

Коля театрально откланялся, и ушел, на прощанье сказав что-то вроде пилатовского "Я умываю руки". Коля явно любил Библию, хоть и понимал ее как-то по-своему.

- Так сколько, вы говорите, вы не могли от него избавиться? – спросил я. – Два месяц? Три? Не благодарите…

Прощаясь, мы шутили, насколько же хватит колиной гордости. Ведь не может же все быть так легко… Лидировала версия, что Коля продержится месяц, а потом все-таки придет нести разумное, доброе и вечное. Ведь если не он, то кто же обратит этих несчастных агнцев к свету? А то так ведь и пойдут долиною смертной тени, и убоятся зла, ибо нет с ними светлого Коли, чьи Воля и разум способны изгнать Тьму.

Коли хватило на неделю. Ровно через неделю Коля вернулся, и меня в тот день уже не было…

Я вообще довольно долго там не появлялся, и до меня иногда доходили слухи о новых колиных чудачествах, а однажды сотрудники библиотеки рассказали мне, что Коля так достал всех своей манерой перебивать и мешать вести встречу клуба, что на него накатали докладную! Случилось невероятное! Библиотека, которая открыта для всех, получила право КОЛЮ НЕ ПУСКАТЬ! То есть если он опять начнет выпендриваться и не заткнется после доходчивого "Коля, сядь и замолчи!" – руководитель клуба имеет полное право кликнуть охранника, а тот уже выведет Колю под белы рученьки.

И вот, спустя, наверное, месяца три после первого изгнания мной Коли, я опять заглянул в библиотеку. Встреча шла своим чередом, все было хорошо и спокойно, и тут вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился… Кто бы вы думали? Нет, не волшебный кролик. КОЛЯ! Запыхавшийся, раскрасневшийся, но все в том же бабушкином свитере и старом шарфе для протирания чаше!

- Ребята! Я знаю! Я виноват! Я очень виноват! Я знаю, вы не захотите меня слушать! Но пожалуйста, выслушайте меня, хорошо? Дайте мне две минуты! Все слова, что я сказал тогда… Я был не прав! Бес меня попутал! Лукавый овладел моим языком! Я сожалею! Очень сожалею! Правда! И я пришел просить прощения! Я сразу уйду, правда! Только скажите… Молю! Скажите, что вы меня прощаете!

Я, абсолютно охреневший от происходящего, обвел взглядом не менее охреневших поэтов.

- Ребята, я совершенно не в теме, что происходит, но скажите, прощаете ли вы Колю?

- Прощаем! – раздался нестройный хор голосов.

- Коля, тебя прощают. Все в порядке. Можешь идти!

- Спасибо! – Коля раскланялся, подметая пол шарфом, и исчез.

- Это что щас такое было? – спросил я, когда за Колей закрылась дверь.

- А, Коля нас в прошлый раз всех проклял, - объяснили мне, а теперь, похоже, снял проклятье!

- Господи… Как скучно я живу! – изрек я, и продолжил читать очередную заметку из "Мемуаров ебалая", выплеснувшуюся из меня парой дней ранее.


@темы: Мемуары ебалая

Комментарии
04.04.2018 в 18:59

Эллипс - это круг, который можно вписать в квадрат 25х40
Мне кажется даже, что веганы убили бы Колю и съели, сочтя, что он – овощ. Хрен.
это прекрасно... :lol:

Расширенная форма

Редактировать

Подписаться на новые комментарии